В отношении московского адвоката Азы Алиевой, представлявшей интересы жертв пыток с Северного Кавказа, проводят проверку из-за видеоролика с полевым командиром времен Ичкерии Русланом Гелаевым. Алиева защищала ряд уроженцев южных республик, в том числе заключенного из Дагестана, который подвергся жестоким издевательствам в калмыцкой колонии.
На видео о первой войне в Чечне, которое стало причиной для внимания со стороны силовиков, Гелаев говорит: «Если он приедет сюда выводить свои войска отсюда – пожалуйста, пусть едет. А если приедет с войной сюда – прогоним его отсюда». Проведение проверки по этой публикации признал Следком.
Жалобу на Алиеву, по ее словам, написали администраторы антиисламских пабликов, после того как она начала представлять интересы мусульманки, подвергшейся нападению в московском метро.
О травле со стороны ультраправых, рисках уголовного дела и войнах в Чечне адвокат Аза Алиева рассказала в интервью редакции Кавказ.Реалии.
– Как у вас в инстаграме оказался ролик с ичкерийским командиром Гелаевым?
– В новогоднюю ночь я листала ленту и увидела фрагменты хронологии чеченской кампании. На первый взгляд, на видео был человек, выступавший в защиту мирного населения. Я даже не слушала его. Далее шли кадры войны под песню Али Димаева «Нохчичоь»: чеченская бабушка, которая бежит с ребенком на спине, русская женщина, которая плачет и причитает «За что нам это?», ребенок с соской… Потом я выключила – в видео начали показывать залпы из «Града», мне было больно это видеть.
Изначально меня привлек текст под роликом. Там было написано, что 31 декабря 1994 года российские войска начали бомбить Грозный. Даже не досмотрев, я рефлекторно сделала репост. Я не добавляла от себя текст, ни к чему не призывала, ни за что не агитировала. Я хотела рассказать своей аудитории, что в далеком 1994 году в эту ночь бомбили Грозный.
Потом мне стали писать, что я такая-сякая, «поддерживаю терроризм», выложила у себя террориста Гелаева. Я зашла в реестр экстремистов и поняла, что за человек фигурирует в видео. Тогда я сразу же удалила репост.
– Вы не узнали Гелаева сразу?
– Скажу честно, я не знала, кто он такой, раньше его не видела и не слышала, не имела понятия, как он выглядит. Я могла бы узнать Шамиля Басаева, Аслана Масхадова, Джохара Дудаева, потому что их лица часто мелькали в прессе, в телевизоре. В этом злосчастном ролике же не было никаких указаний, хештегов или ссылок на него. Но мои недоброжелатели про Гелаева знали и решили сделать меня террористкой.
– Кто и почему подал жалобы на вас?
– Я точно не знаю, кто был автором доноса, активисты националистических страничек писали повально. В Следственном комитете были вынуждены отреагировать на массовые обращения.
На моей странице сидят недоброжелатели, которые не могут простить, что я защищала Лизу Барановскую. Я оказывала помощь этой девушке, после того как в метро к ней пристал парень и требовал от нее снять никаб.
После этого случая против меня ополчились исламофобские и антимигрантские паблики. Меня называли русофобкой и защитницей террористов, травили, призывали убить, ликвидировать, отрезать голову и посадить на кол. Даже Собчак об этом писала в своем телеграм-канале «Осторожно, новости».
Я неоднократно подавала заявления в правоохранительные органы, но все безуспешно. Ими не только не занимаются, но им [этим людям] еще и зеленый свет повсюду, такие паблики только размножаются. И почему-то они не считаются террористическими и экстремистскими.
– Для вас события 1994 года в Чечне – это не только история, но и личные воспоминания. Расскажите о себе в то время.
– Я чеченка, родилась и выросла в России. Мне было 16 лет, когда началась первая чеченская кампания. Это было ужасное, смутное время. Отец вывез нас в горное село, где у родственников был домик. Через какое-то время и горные районы начали бомбить, тогда мы уехали в другое место. После, когда было короткое перемирие, мы вернулись к себе, стали восстанавливать дом, хозяйство. Все было разрушено.
Вторую чеченскую кампанию я встретила в селе Самашки. Пряталась в подвале с трехлетним сыном на руках, кроме меня, там было еще сорок человек. В те дни мы не думали, что выживем. Мое село практически стерли с лица земли. Помню похожий на сирену шум низко-низко летящего истребителя, он до сих пор у меня в ушах. После прямого попадания снаряда от погибших ничего не оставалось, только обгоревшие кости. Мы собирали их в мешочек и хоронили. Об этом чеченский народ никогда не забудет. Только тот, кто прошел через это, знает, насколько это ужасно, и будет ценить мир так, как ценю его я.
Я не против России, как это мне сейчас хотят вменить, я такая же россиянка, как и те, кто говорит обо мне плохо. Я люблю Россию. Это моя страна. Более того, я проработала в судебном департаменте, преподавала в Краснодарском университете МВД России, где получила специальное офицерское звание.
– Когда вас вызывали на допрос по поводу публикации, что именно спрашивали?
– Интересовались, при каких обстоятельствах я сделала репост, осознавала ли, что пропагандирую терроризм. Я дала объяснения, все рассказала. Потом мой репост отправили на лингвистическую экспертизу. Лингвист, как это обычно бывает, найдет нарушение, а точнее, я полагаю, что усмотрит в видеоролике элементы террористической пропаганды, потому что эксперты делают те заключения, которые нужны органам. Так построена система правосудия в нашей стране, к большому сожалению.
– Что будет после проверки?
– Если лингвист скажет, что это была пропаганда терроризма, то меня арестуют, и я уеду в следственный изолятор. С моей стороны не было никакого злого умысла, у этого видео нет никакой террористической направленности. Все это раздули, потому что есть неприязнь именно ко мне. Чтобы меня линчевать, показательно выпороть. Я отправила Александру Бастрыкину (главе Следственного комитета РФ. – Прим. ред.) обращение, объяснила мою позицию. Надеюсь, он ее примет во внимание.
– Что вы можете ответить вашим хейтерам?
– Меня называют русофобкой, хотя я в своей семье воспитываю русского ребенка. Помимо шести родных детей у меня один приемный. История у него такая, что он мог попасть в детский дом. Мне неприятно, когда меня называют русофобом те, кто обо мне ничего не знает.
– Угрожает ли обвинение вашему адвокатскому статусу?
– Конечно, при возбуждении уголовного дела будет дисциплинарная комиссия, которая может лишить меня статуса.
– Должны ли следственные органы учесть, что вы многодетная мать?
– Статья о публичных призывах к терроризму очень коварная, там нет никаких снисхождений. Прав ты или неправ – все доводы, которые я могу привести суду: что я москвичка, многодетная мама, за меня могут поручиться авторитетные люди, – не играют никакой роли.
– Вы размышляли о возможности покинуть Россию?
– Нет, у меня здесь дом, семья, дети, я не хочу уезжать. Я убеждена, что все, что с нами ни случается, происходит по воле Всевышнего. Значит, это испытание мне нужно достойно пройти. Я к этому готова.
- Аза Алиева защищает заключенного из Дагестана Магомеда Атимагомедова – он подвергся жестоким пыткам в ИК-2 в Калмыкии после нападения арестантов на работников исправительного учреждения, в результате которого один сотрудник ФСИН умер, семь человек получили ранения. По словам заключенных, в колонии их притесняли по религиозному признаку.
- Также Алиева представляет интересы женщины по имени Елизавета Барановская – мусульманки, подвергшейся агрессивным нападкам в московском метро из-за ношения никаба.
- В июле Аза Алиева из-за давления со стороны Федеральной службы исполнения наказаний перешла из адвокатской палаты Саратовской области на работу в Москву. Ранее ведомство написало на нее доносы из-за публикации рассказов осужденных о пытках.
- В ноябре 2021 года в интервью сайту Кавказ.Реалии Аза Алиева рассказала о пытках своих доверителей, в том числе уроженцев Северного Кавказа, в областной туберкулезной больнице в Саратовской области, и о том, как система ломала людей с ведома надзорных и проверяющих инстанций.
- Руслан (после совершения хаджа – Хамзат) Гелаев – ичкерийский командир, участник грузино-абхазского конфликта, а также первой и второй чеченской войн, занимал высокие посты в ичкерийских военных подразделениях, вплоть до должности главнокомандующего. По официальной версии, погиб в вооруженном столкновении с дагестанскими пограничниками 28 февраля 2004 года.
9 января 2024
