Комитет ООН по ликвидации расовой дискриминации рассмотрел в ноябре направленную французскими организациями Habitat-cité и Comité Tchétchénie ноту о недопустимости депортации чеченских беженцев.
Справка:
Comité Tchétchénie – ассоциация, созданная французами в Париже в октябре 1999 года. Среди своих задач она отмечает мобилизацию общественного мнения посредством конференций и демонстраций, а также гуманитарные акции по поддержке чеченских беженцев.
Habitat-Cité – организация, занимающаяся обеспечением малоимущих жильем, профессиональной интеграцией, борьбой с дискриминацией. Работает с беженцами во Франции и странах Латинской Америки, Африки.
В последние годы Франция депортировала десятки чеченских беженцев, в том числе тех, кто ранее боролся за независимость республики или уже пострадал от режима Рамзана Кадырова, игнорируя риски, которым они подвергаются в России, утверждают правозащитники. Точное их число неизвестно: они знают только о тех случаях, когда к ним обращались родственники депортируемых.
После принятия в 2017 году «Закона об укреплении республиканских принципов», полиция Франция получила право принимать меры по пресечению отношений и связей, считающихся опасными. При этом критериев понятий «угрозы» и «опасных связей» в законе не установлено, а механизмов для оспаривания полицейских мер не существует.
О том, как может измениться миграционная политика Франции после рассмотрения в ООН ноты, за что депортируют чеченцев из Европы и что им грозит на родине, Кавказ.Реалии рассказала руководитель правозащитной организации Comité Tchétchénie Паскаль Шодо.
– Почему вы обратились в ООН именно сейчас?
– Мы только узнали о такой возможности. В ООН, чтобы рассматривать подобные вопросы, собираются не каждый день. Поэтому, когда нам сообщили, что будет сессия, наш адвокат сразу же посоветовал подать ноту. В целом наше решение обратиться в ООН связано с тем, что происходило последние годы: многих чеченцев обвинили во Франции в терроризме, хотя большинство этих случаев сомнительны или основаны на том, что человек встретил кого-то на улице или по-дружески общался с кем-то, кто считается «нехорошим».
Потом из-за столкновений в Ницце стали плохо говорить о чеченцах и политики. По телевизору и в газетах начали выходить очень неприятные материалы. Мы считаем это проявлением расизма. Ну и совершенно неприемлемой стала обстановка после того, как чеченец Абдуллах Анзоров убил учителя Самюэля Пати. Особенно она сказалась на тех, кто годами пытался получить статус беженца: их лишали его и депортировали, несмотря на все наши усилия.
– Во Франции сейчас ухудшилось отношение только к чеченцам или ко всем иммигрантам?
– Сейчас СМИ, описывая какое-то преступление, всегда отмечают, что это не француз. В случае с чеченцами это заходит особенно далеко. Я помню, например, одну статью, в которой написали: «Осторожно! Чеченцы!» По-французски точно так же пишут про паразитов: например, в школе можно встретить надпись: «Осторожно! Вши!» Я никогда не читала такого относительно других национальностей. И даже не могла себе представить, что в прессе могут себе позволить так написать о ком-то. Это меня шокировало. Поэтому мне кажется важным что-то делать.
– Можно ли сказать, что пресса пытается создать негативный образ чеченцев во Франции?
– Не каждое издание, но в целом да, такое бывает. Когда только начиналась война с Украиной, когда Рамзан Кадыров отправил туда свои отряды, [французские медиа] писали, что чеченцы – самые дикие из всех российских солдат, что они ведут себя как звери. Я представляю, что люди, которые не были никогда знакомы с чеченцами, создали у себя именно такой образ и в отношении тех, что живут у нас.
– Была ли уже какая-то реакция на вашу ноту?
– В ООН, чтобы разъяснить нашу позицию, поехала адвокат из нашей организации. Как я поняла, там будут еще слушать Министерство внутренних дел Франции. Потом Комитет сам должен собрать информацию, подготовить доклад. Я пока еще сама не знаю, куда они потом его передадут.
Я сейчас не могу сказать, что будет дальше, но они нашу ноту восприняли серьезно.
– Какой результат вы хотите получить в идеале?
– Для нас главное, чтобы все поняли ненормальность такого отношения к чеченцам, которое есть сейчас во Франции. Нельзя судить целый народ по нескольким его представителям. Кроме того, мы бы хотели в целом обратить внимание на политику в отношении чеченцев. Этот народ пережил страшные войны, сейчас у них в республике невыносимая диктатура. Мы бы хотели, чтобы международные инстанции по-другому смотрели и на то, что было в Чечне в прошлом, и на то, что есть сейчас.
– Вы сравнивали отношение к чеченцам во Франции и в других странах Европы?
– Мне кажется, что таких депортаций и такого отношения к чеченцам, как во Франции, нет больше ни в одной стране. Я не знаю, почему здесь так получилось. Возможно, из-за происшествия с Самюэлем Пати – подобного все-таки не было больше нигде.
– Расскажите о конкретных случаях депортации и последующего преследования чеченцев российскими властями.
– Я помню человека, которого во Франции посадили на шесть лет, хотя преступления, которые он совершил, не были серьезными. Его срок закончился после убийства Самюэля Пати. В день освобождения его депортировали, а затем сразу же задержали в России, в Москве, и передали в Чечню. Там его заставили признаться в том, что он не мог совершить: например, в том, что он был в Сирии. Но он жил во Франции, работал – были доказательства этому.
Позже он старался отказаться от этих показаний, заявлял, что его пытали, но это не смогло ничего изменить. Члены его семьи, жившие в Чечне, пытались добиться с ним свиданий и не смогли. Я не знаю даже, сумел ли он встретиться с адвокатом. Говорят, что он рискует получить большой срок, хотя за все, что можно ему поставить в вину, он уже отбыл наказание во Франции. При этом мне кажется, что с ним очень строго поступили и здесь.
Еще одного человека тоже приговорили к тюремному заключению во Франции, посчитали, что он помогал кому-то, кому не следовало. Он отсидел здесь несколько лет, потом заболел. Его прооперировали, он нуждался в постоянном лечении и уходе, в регулярном приеме лекарств. Но его депортировали в таком состоянии, и ему стало намного хуже. В России он с трудом добился возможности получить минимальное лечение, чтобы выжить, и мы не знаем, что будет дальше. «Мемориал» (российский Центр защиты прав человека. – Прим. ред.) тогда ему помогал, искал способы отвезти в больницу, оплатить лекарства.
Есть и известный случай с погибшим Даудом Мурадовым, с которым, к сожалению, мы не были знакомы, и истории многих других депортированных, которые сидят в Чечне, но о которых никто ничего не знает.
– У вас есть какая-то статистика, сколько чеченцев было депортировано из Франции?
– Именно чеченцев сложно посчитать, потому что в документах они указаны как русские. По факту они – граждане России. Бывают еще и люди, которых задерживают днем, передают на депортацию вечером и выдворяют рано утром. Никто не успевает понять, кто они были, почему их депортировали, потому что о самом факте узнают только потом.
Но сейчас, к счастью, депортаций нет: для них необходимы прямые рейсы между Россией и Францией, а в данный момент между этими странами нет авиасообщения.
– Как вы помогаете людям, которые обращаются к вам?
– Мы можем найти адвокатов, специализирующихся на таких делах, и средства, чтобы оплатить их работу. Кроме того, мы сообщаем обо всех случаях в «Мемориал», чтобы депортированным могли оказать помощь и в России.
– Известно ли что-нибудь о судьбе депортированного Магомеда Гадаева?
– Как я поняла, он отсидел срок, и его выпустили. Но у нас нет новостей о нем. Его семья уехала из Франции, мы потеряли с ней контакт. А с самим Магомедом мы даже не пытаемся связаться, потому что в его положении это может быть опасно.
– Бывает ли, что задержанные и впоследствии депортированные чеченцы в некоторых случаях действительно представляли угрозу Франции?
– В абсолютном большинстве случаев осужденные, с которыми мы общались, на наш взгляд, неопасны. Они не сделали никаких страшных вещей. Не было таких, которые, выйдя на свободу, совершали какие-то преступления против общества.